Дорогой мой дневничок. «Да признай уже, что любовь творит добро!»

Понедельник. Злая.

День начался безобидно. Хотя не факт, что влюбленная Маринка – это явление такое уж безобидное. Неделю назад она списалась с каким-то парнем из техникума, с черными бровями и дипломом конкурса металлургов. И теперь, когда мы летим после шестого урока домой, она, как и я, прыгает через две ступеньки. Только я прыгаю с пацанским задором, а она – с глупой улыбкой.

– Алина, ты когда-нибудь признаешь мою правоту. Любовь творит добро, – строго сказала она мне.

– Добро творят вареники, – ответила я. – Жрать хочу.

Когда я уже в подъезде полезла в рюкзак за ключами, соседняя дверь приоткрылась. Потом закрылась, и после этого торжественно распахнулась настежь. Это была соседка тетя Валя.

– Солнышко, а ну-ка постой, – сказала она и вышла мне навстречу.

– Здрасьте, – сказала я.

– Знаешь, я скоро вызову полицию, – продолжала она. – Эти пивные бутылки за батареей никогда не кончатся.

Я крепко задумалась. Правда, всего на секунду.

– Во-первых, вы меня солнышком не называйте. Я вам в покер не продувала. А во-вторых, я понятия не имею, кто оставляет за батареей бутылки.

Я, конечно, слукавила: у нас все ребята знают друг друга в радиусе нескольких улиц. А с Лешкой с третьего этажа я вчера столкнулась здесь же. Он вежливо сказал «привет», а я вежливо ответила «пока».

Но стучать на него тете Вале я не собиралась.

– Слушай, – сказала она, – а ты на меня голос-то не повышай. Я ведь тоже могу.

И вот тут-то меня прорвало.

– Вы что, считаете, что это я оставила там бутылки?!

Дорогой дневничок, мне не хочется отягощать тебя продолжением нашего разговора. Скажу только, что на наши вопли выбежал дядя Володя, соседкин муж, и заорал:

– Бабы, вы совсем с ума посходили!..

А когда я хлопнула дверью, то тут же услышала над головой звонок. Звонил дядя Володя. Когда я приоткрыла дверь, он выволок меня за шкирку и сказал:

– Значит так, бабы. Вот это, – он показал на тетю Валю и на себя, как будто представлял нас на каком-нибудь светском рауте, – вот это старое поколение. А это, – указал на меня, – поколение «нэкст». А теперь быстро пожали друг другу руки и давайте жить дружно!

Мы пожали руки и показали друг другу страшные глаза. А дома меня ждали вареники.

Вторник, шесть утра. Вот как оно бывает!

В четыре утра позвонили в дверь.

Я проснулась не сразу. Видимо, смотрела какой-то сон, и этот звонок удачно вплелся в сюжет. Когда я все-таки продрала глаза, в комнату влетела мама.

– Аля! Он пришел!

– Кто? Ботвин?

– Ага.

Ботвиным зовется художник, влюбленный в мою маму. Сама она – редактор, и в силу профессии постоянно притягивает к себе вот таких. Сейчас Ботвин без остановки звонил нам и другим соседям, видимо, тоже – за компанию.

– Света-а! Выходи! – гнусавил он.

– Ох, – сказала мама, – ну я ему наваляю!

– Нет уж, наваляю ему я!

Тут из коридора послышался звук, похожий на шум водопада, и вопль: «Дима!!». Это дядя Володя, которого соседка называет Димой, вышел и навалял Ботвину сам.

Я наказала маме оставаться на месте, выбежала в коридор и как раз успела подхватить тетю Валю под мышки: она крякнула и повисла у меня на руках. Ботвин в это время валялся под дядей Володей на полу, его очки в стиле Джона Леннона валялись рядом, а прическа в том же стиле стратегически ему мешала.

– Да ты дура мелкая, – прогнусавил он. – Ты не знаешь, что такое любовь.

– А ты старый дурак, – для приличия ответила я и поволокла тетю Валю в ее квартиру.

Там я усадила ее на кухонный диван и открыла шкафчик:

– Где?

Тетя Валя с трудом подняла вверх указательный палец. Я ее, как ни странно, поняла и нашла нужный пузырек.

– Ты пойми, Аль, – прохрипела она, пока я отпаивала ее корвалолом, – я своего мужа люблю, а тут такое.

– Ничего, ничего, – я гладила ее по толстой седой косе, – ваш муж сильный, а этот слабак. Все будет хорошо.

За дверью раздался грохот. Это дядя Володя выволок Ботвина на улицу. Через пять минут он явился сам, слегка помятый, но слегка помятым он был всегда, так что следов борьбы особо не наблюдалось.

– Скажи мамке своей, чтобы круг общения сменила, – посоветовал он. – Авангардист паршивый.

– Вы видели его картины?!

– Я, Алина, не только всяким кретинам морды бью. Я иногда и за культурой слежу, оказывается.

Я распрощалась с соседями и пошла к себе. Мама заваривала чай.

– Вот же Ботвин, – говорю, – вот же черт волосатый. Приперся и всех помирил.

– Как помирил?

Я достала из конфетницы «Ромашку» и рассказала маме о своих дневных приключениях.

– М-да. Любовь действительно творит добро. Пусть и в такой извращенной форме.

Я засмеялась.

– Ты сейчас говоришь, прямо как Маринка. Наверное, что-то в этом есть.