Дорогой мой дневничок. «Неужто я не смогу?»

Понедельник-посидельник

Светлана Петровна, наша директор, еще совсем не старая, ей лет пятьдесят, ну или шестьдесят… Мне кажется, там, после тридцати, вообще разницы нет никакой. Она строгая, внушительная и какая-то такая – страшно красивая. Это когда такая красивая, что даже страшно – брови там черные и все такое. А когда она злится, то просто страшная, по-обычному.

Мы с ней с самого утра в ее кабинете засели вдвоем, друг напротив друга. Она кричит, я сижу, внимаю.

– Вот чего ты творишь, Пижамова? Вроде взрослая деваха!

Я лично считаю, что писать стишки на парте можно в любом возрасте, независимо ни от пола, ни от чего.

– Додуматься же надо! Только в кабинет парты закупили!

Конечно, надо додуматься. До поэзии так просто не дойдешь, тут смелость, знаете ли, нужна.

Прокричавшись, Светлана Петровна села напротив меня и заговорила проникновенно:

– Ты всегда у нас была девочка творческая. Хочется как-то самовыразиться, понимаю. У нас в библиотеке за углом студия литературная открылась, там моя знакомая, Софья Пална ведет. Так может, это… Ты что-нибудь напиши путное, например, эссе про школьную жизнь. Эссе сейчас модно.

Эссе, ага… Я, конечно, смелая (что вчера на парте и было доказано), но не настолько же.

Обещание написать эссе было обменено на обещание ничего не говорить родакам. Хотя мне, собственно, и деваться было некуда.

Вторник, день озарения, урок ИЗО

Танька крутила бумажную полоску вокруг зубочистки и каждые пять секунд цедила сквозь зубы:

– Ненавижу этот квиллинг. Я бы лучше полы помыла.

Мы с Женькой на нее косились и вздыхали. По части квиллинга мы с Танькой были согласны.

– Мне реально проще было бы здесь все передраить, чем заниматься такой ерундой.

Танька отложила зубочистку и смяла полоску бумаги, а потом в сотый раз за урок стала завязывать свой хвост. Она думает, что так делает себя красивее.

У Жени вдруг случилась минутка философии:

– В жизни нужно уметь все. Вдруг ты потом пойдешь в училище, в восемнашку… Да вообще, мало ли, куда пойдешь.

Танька заверила, что никуда не пойдет. А лучше будет рожать детей и сидеть дома. И вот тут я подумала про эссе. Профессия – хорошо, семья – замечательно, но хочется еще какого-то интеллектуального роста, что ли. Внезапная мысль, надо сказать.

Неужто мне захотелось творческого самоутверждения по-настоящему? Неужто я не смогу? То, что обещала Светлане Петровне, – это да, но я ж и сама сумею, не из-под палки. Только о чем писать?

Среда средовая, идея бредовая

У меня справка, я на физкультуре «пустое место», меня нет, я не существую, я отдыхаю. Самое время подумать…

Эссе – это ведь когда у автора четкая позиция касательно чего-то, своя точка зрения. С этим как-то сложно, если честно. У нас же как: личное мнение должно совпадать с общественным; кто против старосты – тому прогул в журнал, кто против Ельшина и Языкова – тому кулаком в нос. Сильно свое мнение не сформулируешь.

Но я же решила, что смогу.

Вот про пиццу в столовой я всегда говорю честно и от себя – хрень. Лепешка с тремя кусочками колбасы, а стоит целых пятьдесят рублей. Это что же, примерно по десять рублей за колбасный кусочек и двадцатка за круглую основу-лепеху?

Короче, в бизнес мне точно дорога не лежит, значит, тем более надо осваивать литературу. Эссе… Эссе… Эссэссээссс…

Рядом сел Ельшин. Сейчас привяжется. Обидно, что только из-за скуки.

– Чего сидим?

Молчу.

– Э, Пижамова! Пс!

Я вздохнула и повернулась в сторону Ельшина. Какой же он страшный. Ну не страшный, а страшненький. Губы шевелятся, а все остальное нет, вот и кажется, что он ко всему безразличный, вечно одно и то же выражение лица.

Хотя, будь у него харизма… Подсел бы он ко мне, да как выдал бы что-нибудь оригинальное, типа: «Я вчера выяснил, как скорость вращения спинера зависит от количества мяса в котлетах», вот это был бы маневр.

– Отстань, а то я про тебя эссе напишу.

Хотела сумничать, да как-то коряво вышло. Ельшин уже не смотрел на меня, а завязывал шнурки на кроссовках.

– Да мне как-то пофиг, – выдал его большой рот.

Кто бы сомневался.

Суббота-ботта-ботта…

Как говорится, дорогой дневник, я это сделала! Но не так, как ожидала Светлана Петровна. Короче, собрала всю вот эту писательскую минималку – ручку, скетчбук, себя и пошла на занятие в студию. Когда до меня дошло право голоса, честно сказала, что хочу научиться писать эссе. Мне кажется, это получилось по-взрослому и по-честному. Не стыдно не уметь, стыдно не хотеть научиться, ведь так?
Про Ельшина я-таки написала, и про Таньку, и про остальных… Егор сказал, что получилось интересно. Ой, про Егора я еще не делала тут записей, надо будет дописать. Он мне ни про какие спинеры не рассказывал, но у него такие забавные брови – он может разговаривать только ими, ну то есть двигать так, что сразу понятно, что он хотел сказать. Я думаю, это и есть харизма.

ПятницО, неделю спустя

Вчера посмотрели с Женькой фильм «Всегда говори «Да», тот, что с Джимом Керри. Сегодня на школьном стенде вижу (красным маркером по белому): «Металл-группа ищет вокалистку. Мы – крутые. Ты поешь сопрано и красивая». И телефон на отрывных язычках выведен.

А я так давно мечтала петь в группе! Ну просто всегда, всю жизнь, а это немало, согласитесь. Я красивая? Вообще-то так себе. Я умею петь сопрано? Пока не знаю.

Женька говорит: мол, иди, пробуй, как ты узнаешь, твое или не твое, если не попробуешь? На самом деле такие уговоры не работают.

Меня убедило собственное желание. Убеждало долго: всю алгебру, всю физику и даже немного на истории. К моменту, когда большевики пришли к власти в результате Октябрьской революции, я уже решила, что завтра пойду на прослушивание.

Пению в группе – да, да, да!

Суббота-компотта, утро

На телефонный звонок мне ответил какой-то сонный и тоскливый парень. Ненавижу, когда у людей в трубке такой голос! Тебе и так страшно, а после такого ответа вообще все желание пропадает. Ну уж нет, не пропадет. Я им еще покажу!

Женька прибежала меня собрать: выпрямила волосы утюжком, всучила косметичку. На что мне эта косметика? Козе дай баян, так она потопчется сверху… Помада? Боже, я никогда не представляла свои губы такого цвета! Ну, Женька в красоте больше понимает – флаг ей в руки. И флаг, и помаду, и меня.

Пришла куда сказали, в автотранспортный техникум. А там… Ну, Языков наш там, кто ж еще. Он, Билибин из девятого и еще трое пацанов.

– Фигасе, Пижамова, ты поешь?

Мне кажется, Языков больше удивился цвету моих губ, прическе и кожаной куртке, а не желанию петь.

– Я Костя, – тут же подошел один из парней. Волосы собраны в длинный хвост, в мочке уха портал, все как надо.

– Оля, – представилась я и обошла Языкова. Отступать было поздно. Представила, что завтра про это будет знать весь класс. Р-р-р! С чего я взяла, что смогу петь? Зачем вообще в это ввязалась?

И тут этот Костя просит:

– Спой что-нибудь.

Вот тут мне стало страшно. Просто невозможно: коленки затряслись, дыхание сбилось. И вдруг я почему-то стала ломаться, прямо некрасиво совсем.

– А что спеть? – говорю.

– Ну что ты можешь? Какие группы слушаешь?

– Не знаю, – опять говорю.

Что это со мной? Стыдоба какая.

– Nightwish знаешь группу? Давай подпоешь?

Я кивнула, Костя включил на ноуте музыку. И я стала подпевать солистке. Пою, а сама вспоминаю про козу, про баян, про Джима Керри… Но чаще, конечно, про козу.

Пацаны послушали и как-то ничего толком не сказали, но позвали репетировать. Спросили, знаю ли я ноты. А я не знаю! Коза, баян, позор на мою голову…

Ребята взяли инструменты.

– Мы сейчас сыграем, а ты послушай. Ты голосом на припеве должна точно повторять партию соло-гитары.

Я послушала. Правда, больше смотрела на парней – какие они уверенные и крутые, как здорово держат гитары, качаются в такт, делая серьезное лицо. Правда, крутые. Все как в объявлении.

А потом мне поставили микрофон на стойку. Я пару раз качнулась на дрожащих ногах, губы коснулись холодной металлической сеточки микрофона.

– Мне чего-то фигово, – говорю, прикладывая руку ко лбу. – Живот болит.

Постояли пару секунд в тишине. Я молчу, они молчат. Я наигранно медленно поплелась к выходу, подбирая по пути рюкзак.

Перед лестницей меня догнал Костя (какой он хороший, внимательный), мягко ударил кулаком в плечо:

– Ну, ты это, не умирай там.

Я улыбнулась и спешно смоталась. В голове до самого дома играл Nightwish.

Понедельник-ничегонедельник

Языков ничего мне в школе не сказал – как не общались, так и не общаемся. А те парни, думаю, меня скоро забудут. Подумаешь, пришла, попробовала, ушла. На последней перемене, кстати, я видела их в коридоре школы, всю группу. Они прошли мимо меня и никак не среагировали – наверное, без помады не узнали.

Я для себя решила, что если не получилось, значит, момент не подходящий. Короче, в другой раз. На уроки вокала записаться, наверное, надо, где с нуля берут. А потом уже и в группу можно.

Оля.

Художник Ирина Шумилкина